Глотая свежий утренний воздух, пропитанный легким туманом и чистой росой, с удовольствием сладко потянулась, вытягивая стройные лапы и выгибая спину плавной дугой. Зевнула, широко открывая пасть, выставляя на всеобщее обозрение белесые клыки и розоватый язык, но зрителей явно не хватало: сонные насекомые, которые уже неторопливо начинали копошиться в темнеющих в углах, тронутые сыростью гниющие доски стен заброшенного дома, да сорока, сидевшая на покосившемся полуразрушенном заборе - вот и все, кто встречал рассвет вместе со мной. Сквозь дверной проем, в котором давно была выбита дверь, просачивались первые лучи восходящего солнца, заливая комнату мягким, еще по-летнему теплым светом. Зажмурившись, едва улыбнулась и вытянула морду вперед, наслаждаясь невесомыми прикосновениями лучей. Право, утро обещало быть не просто хорошим, а прекрасным, что, несомненно, редкость, которую надо ловить за хвост. Я так и поступила, сорвавшись вдруг с места, оставляя позади себя сломанные ступеньки крыльца и висевшую на одной петле калитку; сорока, испуганная моим приближением, тут же поспешила удалиться, рассекая воздух черно-белыми крыльями, а вдалеке уже слышались звуки просыпавшихся сталкеров, лай собак. Я не случайно выбрала самый крайний и отдаленный дом - не любила пересекаться с людьми, хоть и относилась к ним с должной долей нейтралитета. Даже тот, кому я была обязана свои появлением на этой сцене, для меня оставался "одним  из..", не более. Да, в некоторой степени этот человек является если не виновником моих бед, то хотя бы тем, кто повлиял на их развитие. От этого не легче, но я не находила в себе чувств, которые заставляли бы меня ненавидеть его, к примеру.
Легкой рысцой двигаясь без особого направления, поглощенная своими раздумьями, не сразу заметила, что оказалась около заброшенной мельницы. Мне нравилось это место: здесь не было слишком уютно и сама мельница не внушала каких-то теплых чувств, но в нутрии нее до сих пор витал запах сена, зерна и муки. Странное дело, но эти запахи всегда ассоциировались у меня с детством и матерью, хоть мой мозг упорно отрицал все воспоминания. Они же начинаются много позднее, в душном городе, пропитанном выхлопными газами машин, пылью дворов и суетой людей. Тогда я уже навсегда и бесследно потеряю запах матери из памяти, тщетно пытаясь понять, что же произошло.
Наверное, такое прекрасное утро обречено было закончится скудными размышлениями на тему прошлого, навеянными старушкой мельницей, если бы я оказалась тут одна. Его спасло лишь появление белой волчицы, которая стояла теперь у крыльца, обводя взглядом раскинувшиеся просторы. Казалось, она была чем-то разочарована, что мешало ей по-настоящему насладиться новым днем. Она была мне знакома; теперь, когда я неплохо поднялась в стане по рангу, я меньше уделяла времени для личных отношений, но положение так же обязывало всегда находиться в курсе дел группировки. Я знала, что эта волчица была одной из бойцов и, кажется, ее звали Эрмьен, но мои знания этим и ограничивались.
- Доброе утро, - негромко произнесла я, огибая угол здания и направляясь ближе к крыльцу, что давало белой возможность увидеть меня.