До комичности готичная жизнь, со всей фантасмагоричностью обволакивающая мою живую плоть. Мягко пронизывая и обволакивая взглядом эти заброшенные, побитые временем и судьбой владения, которые полноправно считались моими, я мягко ступал по краю парапета, словно шагая по тонкому бревну, но мысли мои были далеко не со мной. Каждый раз, каждую минуту мне приходилось думать о том, как жить дальше и думать о будущем нашей стаи. Здесь нельзя тормозить, иначе в глотку присосутся, как пиявки, а после и вовсе познаешь всю сласть матушки-смерти. Добиться чего-то, стать кем-то и зачем-то - вот основная миссия местных сталкеров, и я не был исключением. А что говорить о чести - грешны все, но почему-то мои страдания на столько сильны. Я нисколько не отличаюсь от них, ведь все мы едины. Этот Мир создал нас, но не учел одного - нам дан лишь один кусок мяса. Это волновало, это бесило, но так характеризовалась эта гребанная жизнь.
Дни летели напролет, сбивая с ног меня и мгновение ощущений. Но, что бы то ни было, учит меня стоять крепко всегда на своих хоть и тонких, но ловких лапах. Это укрепляет, это нужно. Она словно дрессирует меня, готовит к чему-то более сложному и трудному. Потому наверно стоит хоть раз послушаться судьбу и не делать все наоборот. Больная голова была пуста, гоняя ветер то в одну сторону, то в другую. Что-то с настроением? Когда в последний раз я улыбался? Лишь оскал постоянно сверкает на морде, заставляя Мир вновь ужаснуться мной - кого он создал. День выдался из легких, посему и жизнь делает вокруг меня большие обороты. Признаться, в какой-то степени я был любителем тишины и одиночества. Так бывает, когда слишком долго пробываешь в очень шумной компании, а после выходишь и просто дивишься, на сколько Бог тебя все таки любит. И здесь, в лесной глуши, что умерла давно и приобрела лишь мрачные краски смерти, было совсем тихо. Ни крысеныша, ни чертовой белки, что скачет по деревьям в поисках пищи. Даже поиграть было не с кем, а ведь хотелось в очередной раз подточить свои окровавленные клыки. Игра с едой мне всегда доставляла некое удовольствие. Смотреть, как алая жидкость стекает на землю, а душа с каждым мгновением теряет себя, ее засасывает ввысь, дабы начать вскоре новую жизнь. Я бы мягко слизывал набежавшую жидкость, сглатывая со слюной, наслаждался послевкусием столь дивного напитка. Но как назло никого... совсем.
Вот уже вторые сутки мотаясь по пустым землям без дела, я совсем сбил лапы в кровь, но на морде нет и намека на какое-то неудобство, тем более боль. Кажется, за столько лет проживания здесь я к ней привык, подобно мазохисту, постоянно ищу себе на жопу приключений, но все эти местные твари настолько дико и со страхом на меня смотрят, что я еще более поднимаею свою морду ввысь, гордясь своим положением. Ведь они по стенке крадутся, когда чуют мой запах, а я лишь до боли в сердце ехидно смеюсь, оглядывая их вдаль уносящиеся хвосты. Но все это там, где я имею свою должность, обязанности, и где жалости нет места. Сейчас бредет в сторону давно сгоревшего дома совсем другой пес, он может время от времени улыбнуться, довольно задрать свой хвост и просто поприветствовать довольно своего путника, если, конечно, это будет лишь мимо проходящий. Теперь мне можно было не оглядываться и не напрягать свой мозг чем-то лишним, ведь я был на своей территории. Просто я ведь еще и параноик. Напади на меня шутливо со спины, задушу, не разбираясь, кто и зачем. Тишина все сгущалась, эти земли казались родными до упоения, ведь все здесь мрачное, напоминающее о смерти. Одиночество стоит беречь, оно является хорошим проводником в никуда. Было настолько тихо, что мои шаги по сухому асфальту казались мне барабанной дробью, ну или стуком лошадиных копыт по асфальту. И я вновь был доволен даже этим.
Boring...

Заглатывая остатки пыли, сдувающиеся с теплой, почти живой земли хладным ветром, я тяжело дышал, раскрыв пасть и вытащив свой розовый язык, временами прикасаясь к нему острыми клыками и слегка прикусывая, облизывал сухие губы, что доставляло некоторый дискомфорт. Несмотря на то, что слюни тонкими струйками время от времени тянулись книзу из приоткрытой пасти, в глотке все довольно быстро пересыхало, когда я вновь начинал думать о своей жизни. В такие моменты слова летят быстрее мыслей, а мои действия, будучи совсем не обдуманные, не раз приносили мне нежеланную удачу. Наверно поэтому я бреду сейчас здесь, временами перепрыгивая на бетонные плиты, а после тихо спускаясь, выгибаясь своим худым телом и просто не замечая по началу, что мне приятная сука идет прямо следом. Оказывается, не особо важно, как ты выглядишь, главное то, как ты себя покажешь. Неоднократно снимались побои, с моей то должностью здесь вообще нужно быть осторожным, но даже при этой тихой ходьбе где-то позади, за спиной, словно ассассин, кто-то шагал по моим следам, измеряя так же темп моего продвижения; мне не особо это было важно да и не нужно, ибо какой сумасшедший надумает зайти сюда в вечернее время. Вывод был прост - кто-то из своих, по сему я спокойно затихал в прогулочном шаге, вскоре совсем став мертвой статуей.
Но, ради всего святого, моей вежливости и уважению я всегда давал дорогу, по сему, сгорбившись и поникнув головой, немного развернулся, устремив свой взгляд на того, кто смеет рушить, кажется, крепкую стену моего редкого безделья, и был приятно поражен тому, кого смог вновь лицезреть уже в неофициальной обстановке. То была всего лишь навсего Ассо, приближенная вожака, которая, по видимому, так же пыталась найти утехи в том, что просто бродила по нашим, как по мне, бескрайним землям.
- Могла бы найти место и посимпатичнее для прогулок, - не разворачиваясь, прошептал я в ее сторону, после выпрямившись и устремив морду куда-то в высь. Она зачем-то до сих пор шла за мной, и с каждым таким шагом я все больше осознавал, что дорога на двоих будет куда интереснее, авось и вечер скрасится приятной компанией, которая мне лишь душу грела. Но она не узнает об этом. Она никогда не узнает о том, что смогла завербовать холодное и каменное сердце статного кобеля, который должен думать лишь о том, как сохранить жизнь своей семье. Она давно сменила черед моих мыслей и заставила сомневаться в том, что, собственно, в этой жизни для меня важнее. Все это глупо списывал на то, что мимолетное влечение - просто она идеал, которого так не хватает моей отчужденной истории. Но, к сожалению аль счастью, зомбированный взгляд продолжал предавать, впредь словно поклоняясь ей, а уж после приветствуя вожака.
- Что ты здесь делаешь? - проверил на деле, какого это улыбнуться сущности без должной искренности. Ведь я не хочу и не могу так долго держать все это в тайне. Но уголки слюнявых губ мягко растянулись по длинной пасти, выкореживая что-то подобное улыбке. - Если ты ищешь себе компанию... - осекся, вдруг раздумывая о том, как продолжить. - ... то явно ошиблась дверью. Безразлично? Нет уж, увольте. С нетерпением ожидал ответа, развернувшись корпусом к Ассо, и не торопливо подошел к ней, деловито обходя кругом и наслаждаясь запахом при каждом глубоком вдохе. - И куда ты путь держишь, Ассо? Мне, конечно, все равно, но, как помнится, стая в другой стороне.

Отредактировано Weiter (2012-07-31 19:43:15)

Я скучный. Осознание того, что дальнейший разговор будет ей лишь в напряг, заставляло думать совсем не рационально, а в любую последующую секунду я мог продолжать удивлять сам себя, не говоря об этой суке, при виде которой у меня сперло в горле. Ком накатан размером с ядро, а я все не решался его проглотить, судорожно облизывая вмиг засыхающие губы; надеялся, что это тупое кратковременное чувство даст сбои, обреченно притихнув где-то под гнилой печенью до следующего приступа, и мне не придется испытывать для меня не привычную душевную боль. Но оно даже и не собиралось уходить, словно желая поселиться здесь на ПМЖ. Что ж, пожалуй, в моем сердце найдется место для нас двоих, я оставлю его в тайне, пока все не разрешится само собой. Просто слишком холодно оглядывая сухое тело; меня никогда еще не подводила интуиция - а она хорошая актриса.
- вопросом на вопрос? искренен? ну же, тебе придется таковой быть, иначе последствия будут не из лучших... я ручаюсь, - сухо и с ухмылкой прогортанил я, вновь выгнув шею необычной дугой, и приблизился к ее морде. Еще несколько сантиметров расстояния и боли; ее дыхание приятно обдовало жаром мою худую морду, а я уже мог разглядывать ее белоснежные острые зубки, которые могут вот-вот вцепиться в кости мертвой хваткой за подобные словечки. И она знает, что я отступлю. Не покорно, но достойно, лишь на прощание огрызнувшись, про себя в душе отчужденно скуля, что я вновь сделал не так. Одно утешает - лишь пролицезреет кривоватую и потухшую походку, так дерзко отдаляющуюся куда-то восвояси. Опять.
- у тебя встреча? - слегка дернулся, словно неожиданно пробуждаясь от мрачного сна, и отступил на шаг, все той же походкой обходя ее спереди, так невзначай слегка дотронувшись концом хвоста ее крепкой груди. Я хотел видеть ее глаза. Всегда. Ловить каждый момент побитого времени, изучать все в ее глубоких омутах, что так резко косятся на мою холку. Они были холодные, такие, кажется, не приветливые, но и не обычные. Притворство? Наверно я задел свое самолюбие и одел иную маску, которую так долго таил в закрытом сундуке, лишь бы от нее подальше. - ты только скажи, и я уйду, если, конечно, тебе все равно. Не без ехидной улыбки, перекосившейся на правую сторону пасти; я добьюсь того, что начал. Возможно это и есть именно тот момент, когда нужно лишь резко дернуть, и все перевернется, сладко обливая меня лучами доброго тепла.
Игра стоит свеч.
- ошиблась? а мне показалось, что ты был бы не против попутчика. хотя бы на чуть-чуть Самовлюбленная. Самовлюбленная сука, которая, кажется, продолжает мной начатую игру. Так утешал себя я, вновь ощущая всю горечь в холодных глазах моей возможной утраты, которую не смогу восстановить. Я просто не осилю. На ум приходили многие фразы в ответ и с самыми различными тонами, хотелось как можно четче передать мое настоящее состояние. В одно мгновение хотелось ответить резко, немного грубо, сощурив глаза, но после сразу успокаивался, расслаблял скулы, ловя себя на мысли, что веду себя как древнее дитя. Ведь я не видел ничего постыдного в том, что делало меня хоть немного счастливым. Не уходи, не заманивай, просто останься. Так просто в привычной тишине.
- не уходи, - звучит двусмысленно, но что уж ляпнул; вновь приоткрыв пасть, затаив дыхание и скромно отодвинув взгляд куда-то на второй план, я разрешал себе лишь кратковременно тихо дышать, уже подготавливая резкие фразы на ее вполне возможную довольную усмешку. Не играть с чувствами. Не играть с моими чувствами и без планов на обратный путь домой. Сам себе подал немножко духовной пищи на плотный ужин.

Отредактировано weiter (2012-08-02 02:50:35)

Just one smile and I'm wild
One smile and I'm ready to die
'Cause you're so beautiful

Нет, не так, все в этой гребанной жизни не так. Это не моя история, и я не должен иметь к ней никакого отношения. Ее действия волнительны, словно я стою у пропасти Рая; толкни легонько, и я погружусь в тот Мир, где мне не придется притворяться, а главное не будет той войны, которую устроили между собой мой мозг и исполосанная желанием душа. Но почему-то демоны внутри исцарапали все легкие, уже добирались до сердца, пытаясь прекратить мою жизнь. Такое впечатление, что я неудавшийся плохой-мальчик, кто должен был затащить в этот Мир Армагеддон, но как всегда властью завладело то, с чем не сравнится даже сам Люцифер. Он жалко подыхал внутри, испепеляясь моими эмоциями. Но на морде белоснежной как всегда холод и нарисованная улыбка, что заставляет смотрящего верить в лучшее. Я вдыхал большими порциями воздух, будто осознавая, что он вскоре мне не понадобится. Я задохнусь, я больше не буду понапрасну переводить кислород, но только что бы не быть сейчас здесь. Эти серые стены неведения давили сильнее, чем ее искореженная непонимание славная мордочка. Я хочу, чтобы она всегда улыбалась, хочу, чтобы она вообще позабыла такие слова, как грусть, печаль, депрессия... и главное боль. Я ведь сильный, мне всегда внушали это, тем самым заставляя верить в себя, укреплять свои силы и просто продолжать чертову жизнь, ведь я многое могу. Но зачем я остался с ней, зачем завязал эту дебильную игру, у которой, возможно, будет один из неприятных окончаний в моей жизни? Что бы в очередной раз сделать больно себе? Я должен бороться за свои желания, возможно должен бороться и за нас. Она как всегда будет спасена, ведь все это дивная сказка, у которой заложен свой хэппи энд. В ней кочуют два монстра: один страдания и боли, другой же отвечал за то, что мне желанно. Но не обман ли, я боялся сделать этот первый шаг.
- ты верно забыла, с кем играешь? Ассо...
Словно облупившаяся краска, рассудок плавно покидал мои владения, когда вдруг неожиданно я почувствовал ее на себе. Ассо мягко прикоснулась своим лбом в белое плечо, глубоко вдыхая и равномерно выдыхая, чуть колебля мою лохматую, местами скомканную шерсть. Содрогнулся. Но не от страха, как это обычно бывает, а от того, что я, оказывается, совсем себя не знаю. Мне были чужды желания, ведь проживая здесь, на зоне, ты можешь мечтать лишь о еде да здравии, которое в любую минуту может разрушить чернобыльский "монстр", что еще тысячелетиями будет сладко править этими землями. Примитивная опасность, желающая забрать твое тело и отдать обратно матушке-земле. Но не это страшно. Baby, join me in death...
Она останется, точно знаю. Тьер, уйди и не трави себе душу. Не ведаешь, кто она, а это не по правилам. Чертовы правила, принципы. Признаться ей? Она ведь не глупая девочка, что ходит в уважаемом строю приближенных. Что делать, не знаю, мозг рьяно пахал, как сумасшедший, подбирая нужные слова, которые смогут исправить всю ситуацию; но тот монстр, что принадлежал лучшему Богу, грелся ее теплом, теперь не нуждаясь в ярком солнце, вдыхая словно все ароматы природы, мне теперь не нужен был кислород, он казался для меня чем-то банальным и пресловутым. По телу вновь пробежался холодок, заставивший меня передернуться на месте и отстранится от суки, сделав пару шагов в сторону.
- кажется, нам уже пора. ты вроде хотела, что бы я тебя проводил? - мягко и искренне улыбнулся так, как не улыбался даже своей матери. - с огромной радостью.

Она недовольно закатила глаза, рассматривая вновь мои помутневшие черты острой морды, а я и рад этому, ибо вновь могу греться тем мимолетным мгновением, когда ее взгляд гуляет по моей плоти, с каждым разом все более прорезая щель к чему-то сокровенному. Я так крепко пропал в суматошной жизни, что совсем сбился со счета времени и, кажется, совсем упустил тот момент из виду, когда посмел включить ту хитрую игрушку, которая отвечала за неземное и такое гиблое чувство. Она злится и продолжает смотреть в мою сторону, легко угадывая мое состоявшееся настроение. Одержимый невообразимым, делал все, чтобы она быстро изменилась во взгляде. Улыбнулась. Так, как умеет только она, в то время аккуратно играя на всех струнах моей искореженной болью души. И я хочу этого. Хочу вновь чувствовать этот наркотик, что сочится тоненькими струйками по сетям синеватых вен и вонзается в кровь, снабжая тем, что так необходимо для полного расслабления. Словно выдавил убогую улыбку, заставляя ту сотню плетеных мышц напрячься и показать то, что облепленно грубой и неприкрытой фальшью. И она не поверит, она слишком хорошо меня знает.
- неужели это действительно то, чего ты хочешь? - досадно осознавать всю печаль ситуации, но я здесь, и я, к глубокому сожалению, никуда не смогу испариться. Это будет не правильно, и, более того, навязывать себе очередные ночные кошмары не больно то и хотелось. Пробужу злую совесть, а что дальше? Она будет изгрызать изнутри все живое, плотоядно и даже фривольно облизывая огненным языком то, что давно пало к холодным ее лапам - мое все. Так странно. А она ведь даже и понятия не имеет, чем дышит это больное сердце, откуда берет силы биться и гонять кровь бурными потоками по всем канальцам истощенного тела. И я все равно боюсь этой священной привязанности.
Поник мордой, соскребая взглядом с земли то, что больно кололо нежные подушечки передних лап. А я и понятия не имел до сего момента, что стою на мелких, еле заметных крошках битого стекла, созданного людьми. Сделал последний сильный упор, вдавливая все, что только можно было, и исказился во взгляде, скалясь и совсем забывая о той продолжительной и неловкой паузе. Мне бы только испариться.
- каждый развлекает себя так, как может, - прошептал, стиснув зубы и все так же всматриваясь в стеклянную пелену, что продолжала прорезать в моих нервах болезненные дыры. Воображая не совсем фантасмагорическую тему, наверно не стоит делать из этого глобальную трагедию, загоняя в стены мрака по не воле Бога и остальных, зла мне совсем не желающих.
А в области сердца мышцы потихоньку сокращались, продолжая сдавливать мое сухое и неровное дыхание. Я нуждаюсь в ее лучистых глазах.
Но все, что требуется для трезвой оценки происходящего вокруг - на мгновение забыть о физической составляющей, об ущербности мышления тех, от кого ждешь отклика; если прикинуться таким же клиническим идиотом, как и они сами, как они хотят, как они привыкли - мгновенно становишься душой компании, центром вселенной. Ты получаешь то, что видишь, то, что находится в поле твоего зрения, потому как иного не существует; предательская субъективная реальность похожа на течение бурной, несокрушимой реки, для которой в английском языке есть хорошее прилагательное "unstoppable"; в пенящемся неуправляемом потоке пропадает все то, что ранее стояло на поверхности. Оно вроде бы еще есть, но его уже категорически нет и ничего с этим не сделать. А я и не пытаюсь. Она требует тех объяснений, от которых я рьяно отказываюсь, а на деле это выходит лишь молчание, от которого так старательно убегает она все это гребанное время.
- кажется, время лечит. Нет, на деле оно только все усугубляет. И я не знаю, что это. И ты не узнаешь, - резко проворчал я, вновь затрагивая окровавленную рану.

Поддаться вперед и не заметить растоптанную песочную крошку, что уже которую минуту подряд нежно массировала обреченные мои лапы. Споткнулась, осеклась. О чем она думает? По видимому, смог завербовать ее истощенное сознание, таки переманив на свою сторону. Такую жалкую и в кой-то веки беспомощную. Но что поделать, Господь Бог куда лучше знает, чем заняться нам на этот вечер, и, я полагаю, выбор сделал он не один из лучших. Всю жизнь стены и преграды, попыток прокусить мое желанное многим горло и почувствовать в качестве презента и победы этот Божественный напиток, элексир жизни, что никак не дает им покоя, было предостаточно, чтобы повысить свои навыки. Свыкся, что поделать, мы на зоне отчуждения, где каждой твари по паре, соображая свой драматичный ковчег. Презренно остерегаясь, я, кажется, должен был уплату за неправильно сказанные мысли по этому поводу; понятие пришло довольно быстро, особенно тогда, когда тонкая кожица на вытянутой шее почувствовала добротное прикосновение клыков, слегка сжимавших мои дыхательные каналы. Желанние задушить, как и у меня напасть, прежде оповестив грозным рыком сквозь оскалившиеся зубы, но я стоял как вкопанный и тупо наслаждался тем горячим моментом, когда розоватый язык от безысходности слегка облизывал запыленную шерсть, заставляя трусить задние лапы. Признаться себе в страхе порой бывает ужасно тяжело, когда считаешь себя более менее мастером, но гиблое осознание подавленного мозга тихо рушило все стереотипы, а с этим и мир вокруг, который привычным ходом в потоке вечернего вальса словно дает деру. Порвав все те нити, я преобрел очередную порцию в морду - страх перед ней, ненависть из-за непонимания; отчужденно закрываю глаза и молю, чтобы свело ее мышцы, и она не раскрыла своей пасти, пока я под предлогом бравого мазохиста упиваюсь тем, что спасительным кругом заглушает боль куда менее гуманную. Ее кровь. Она не бежала ручьями, нет, лишь пропитывала сухую вековую землю своими рубиновыми каплями, а меня задорила своими багровыми оттенками, заставив набежавшую слюну вдруг сглотнуть.
Чуть повернул морду в сторону истощавшего тела Ассо, слегка прикасаясь своей щекой ее, пока та вновь не решилась отказаться от начатого. Отстранилась, словно пробудившись; облили холодной водой, а с тем страх какой-то обреченности, незаконченности. Я навсегда запомнил тот ее тревожный взгляд, когда она словно молила небеса за объяснение невменяемости и за план, по которому можно было понять всего меня. Право, он бы и мне не помешал.
Нарошно остерегаясь, она просила меня о неисполнимом - просто так же испариться, как я делаю это на дню и не по разу. Ведь это так просто - развернуться и уйти, пытаясь на хвосте утащить ту половину себя, которая так рьяно желала остаться. Я развернулся, как она и хотела, я сделал несколько не торопливых шагов в тишине в ту сторону, куда путь держал, но грузно выдохнул и с тем, под нитями лихого куклавода (ему не было равных), осекся, вновь ловя на мысли, что совершаю непоправимую глупость. И где тот старомодный ловелас всегда в себе уверенный, самовлюбленный и не на долю эгоистичный?
- не осеклась бы, ушел, - грубовато пробуровил я, постепенно смягчаясь как во взгляде, так и в тоне. - ты ведь не хочешь этого. Твои предрассудки - угнетение, а я не могу надышаться запахом твоего тепла. Высоко шагая какими-то мелкими, но вполне уверенными шагами, восстанавливал форму, возвращая то, что так рьяно пыталось отдалиться от моей паутинистой утопии. - и я обещался проводить тебя до базы. Не иначе, тебе придется выслушивать эти вечерние бредни, ибо ты уж давно посмела вторгнуть то, чем я не был награжден на протяжении всей своей прожитой жизни. Растянулся в широкой улыбке, пытаясь зажечь тот фальшивый огонек своих темных глаз, и слегка соприкоснулся корпусами, проходя мимо, обвивая тонким хвостом изящный изгиб шеи, изучая каждую нежную линию, тихо перебирался к торсу, забывая совсем о том, что не иначе, как материально. - идем же домой. Быть может повезет, и мы еще застанем рассвет в плотном завтраке и уюте. Я покажу, - сумбурно повышая тонус, настраивался на безразличие. Но хоть убейся, у меня сломался выключатель.